Рассказ: Мегрэ и «Цветы удовольствий»

Моросило с самого утра. Мегрэ стоял во дворе особняка на улице Нотр-Дам-де-Шан, глядя на флигель с большими окнами. Служанка всхлипывала где-то за его спиной. Врач закончил осмотр и ушел, судебная полиция делала свое дело.

— Входите, патрон, — позвал его Люка.

Лаборатория была обставлена сверкающим хромом и стеклом оборудованием — центрифуги, дистилляторы, вытяжные шкафы. Пахло химикатами и цветами. На полу, между двумя рабочими столами, лежал Жорж Дюмон, пятидесяти трех лет, владелец процветающей фирмы косметики для волос Les Fleurs du Plaisir («Цветы удовольствий»). Белый лабораторный халат, резиновые перчатки. Две раны — одна около ключицы, вторая в сердце. Рядом валялся пистолет.

— Самоубийство? — спросил Люка.

Мегрэ пожал плечами. Один из выстрелов – в упор, копоть вокруг раны, никаких признаков борьбы. И все-таки... Самоубийцы редко стреляют себе в плечо, прежде чем нажать на курок во второй, решающий раз. И почему перчатки?..

— Позови служанку.

Старая женщина, проработавшая в доме десять лет, плакала и твердила одно: такой хороший человек, такая дружная семья, никогда ни ссоры. Она пришла утром, постучала в дверь лаборатории, не получила ответа, вошла и увидела.

Жена погибшего, мадам Дюмон, сидела в гостиной. Женщина лет сорока пяти с усталым лицом, седые пряди в темных волосах. Говорила негромко, с легким эльзасским акцентом.

— Мы поженились после войны, комиссар. Детей у нас не было… Жорж много работал, фирма процветала. Каждый год новые средства, успех за успехом.

— Где вы были вчера вечером, мадам?

— Как обычно, зашла к мужу в лабораторию около одиннадцати, пожелала спокойной ночи. Он часто работал допоздна… Потом я вернулась в дом и легла спать. Выстрелов не слышала.

Мегрэ прикурил трубку.

— А вы часто заходили к нему в лабораторию?

Она на мгновение задумалась.

— Да, иногда. Поговорить.


Технолог Марсель Бертран принял Мегрэ в офисе фирмы. Невысокий мужчина с аккуратными усиками нервно теребил галстук.

— Господин Дюмон был гением, комиссар. Все формулы создавал сам, приносил мне готовые. Я только дорабатывал детали — консерванты, ароматизаторы, упаковку.

— А чем занимались ваши штатные химики?

Бертран развел руками.

— Честно говоря, не понимаю, зачем он их держал. Пять человек получали зарплату и почти ничего не делали. Занимались самой мелкой рутиной...

Мегрэ вернулся в свой кабинет на набережной Орфевр. Гастон-Реннетт прислал баллистический отчет: угол входа пули вполне подходящий, может соответствовать самоубийству. Однако отпечатки пальцев смазаны, идентификация невозможна.

Мергэ вздохнул и принялся копаться в досье. На Дюмона ничего не было. Он заказал справку о военных годах и отправился домой ужинать.

Мадам Мегрэ приготовила тушеную телятину с овощами. Комиссар молча ел, думая о резиновых перчатках и пистолете.

***

На следующее утро Люка вошел в кабинет с бумагами.

— Патрон, кое-что интересное. Во время войны Дюмон работал в химическом концерне «Рон-Пуленк». Курировал поставки для немцев.

— Коллаборационист.

— Похоже на то.

Мегрэ разыскал бывшего сотрудника концерна, старика, жившего в Булонь-Бийанкур. Тот охотно вспоминал прошлое.

— Дюмон? Умный, бесспорно. Но совершенно аморальный тип. Для него существовали только деньги и собственная выгода. После войны он исчез, я думал, что попал под чистку.

Мегрэ вернулся в кабинет и позвонил в Национальный архив. Самоубийство он исключил — слишком много деталей против. Резиновые перчатки, два выстрела, смазанные отпечатки… Это было убийство, только очень странное... Или очень хорошо подготовленное?

Версия о мести за коллаборационизм напрашивалась сама собой. Он заказал списки жертв концерна «Рон-Пуленк» времен Оккупации — евреев, депортированных рабочих, членов Résistance. К вечеру пришли папки. Мегрэ просидел над ними до полуночи, сверяя имена с досье полиции. Трое родственников жертв все еще жили в Париже.

На следующий день он объехал их всех. Старый портной из Марэ, потерявший брата. Вдова на Монмартре, чей муж умер в Дахау. Бывший подпольщик, которого Дюмон сдал гестапо в сорок третьем. У всех были мотивы. Ни у кого не было серьезного алиби на ночь убийства.

Но что-то не сходилось. Мститель за военные преступления не стал бы инсценировать самоубийство. Не надел бы на жертву перчатки. Не оставил бы оружие.

Нет, это убийство было личным. Очень личным…

И Мегрэ продолжил искать.

***

…Утром, когда нудный моросящий дождь наконец сменился настоящим ливнем, комиссар снова сидел в гостиной особняка на улице Нотр-Дам-де-Шан. Мадам Дюмон налила ему кофе.

— Расскажите мне о себе, мадам, — попросил Мегрэ. — Вы ведь химик?

Она подняла на него глаза.

— Я училась в Страсбурге, комиссар. Была лучшей студенткой, меня пригласили ассистентом к профессору Мейеру. Но потом началась война...

— А после войны вы вышли замуж за Дюмона…

— Да.

Мегрэ раскурил трубку.

— Мадам, кто на самом деле создавал все эти формулы? Те самые, что приносили успех вашей фирме?

Тишина. Только стук дождя по стеклам.

— Я, — сказала она наконец. — Всегда я. Жорж обеспечивал производство, продажи, связи. Но формулы создавала я.

— Почему все патенты были на его имя?

— Сначала я сама так предложила. Хотела заниматься исследованиями, а не бизнесом. Но постепенно поняла, что это было ошибкой. Наши отношения стали меняться, и Жорж тоже изменился. Он стал мне завидовать, стал бояться, что я уйду, и тогда обнаружится его полная беспомощность в технологиях. Он настаивал, чтобы я работала только здесь, в его присутствии, в полной тайне.

— Вы разлюбили его?

— Я увидела, каким он был на самом деле. Мелочный, злобный, закомплексованный трус… Деньги, что он вложил в фирму, были от его «работы» во время Оккупации. Он рассказал мне об этом через несколько лет после женитьбы. И он гордился тем, что заработал на немцах, комиссар. Гордился.

Мегрэ кивнул.

— Но что-то изменилось недавно?

— Год назад у меня получился новый состав. Совершенно случайно — один раствор на образце волос, потом перекись водорода, и почти никаких повреждений. Понимаете? Это могло изменить всю индустрию! Я решила назвать его Capillaires Restructurants. Когда закончилось тестирование, я сказала мужу, что хочу запатентовать этот продукт под своим именем.

Она встала, подошла к окну, посмотрела на темный флигель.

— Все, что я делала раньше, было просто ремеслом. А это было настоящим открытием! Моим открытием. Я предложила делить доход пополам, как всегда… Он притих, я подумала, что согласился.

— Но он не согласился, — тихо сказал Мегрэ.

— В тот день вечером Жорж пришел в лабораторию с моим пистолетом. Про него знал только он. Жорж сказал, что убьет себя, а в этом обвинят меня. Что меня осудят, и я никогда не завершу работу над Capillaires Restructurants. Надел перчатки, чтобы на его руках не было следов пороха. Сказал, что на пистолете только мои отпечатки. Он потребовал записать патент на его имя. Когда я отказалась, он выстрелил себе в плечо.

Мегрэ затянулся трубкой. В комнате было очень тихо.

— А потом он запаниковал. Уронил пистолет… Ползал по полу, выл, ругался, угрожал. В этот момент я почувствовала такое отвращение... такое всепоглощающее презрение. Я подошла к нему. Подняла пистолет. Приставила к его груди и выстрелила… А потом стерла свои отпечатки.

Она обернулась к Мегрэ. Лицо ее было спокойным.

— Я убила его, комиссар.

***
Поздним вечером, после того как мадам Дюмон подтвердила и подписала свои показания в кабинете на набережной Орфевр, комиссар вернулся домой. Мадам Мегрэ, как всегда, ждала его с ужином — петухом в вине.

Но прежде чем сесть за стол, комиссар зашел в ванную комнату, открыл шкафчик, где жена держала свои скромные средства для волос, и вдохнул слабый цветочный запах, который всегда казался ему таким невинным.

...Суд, ознакомившись с подробностями дела, вынес мадам Дюмон самое мягкое наказание.